Ночь в одиноком октябре - Страница 17


К оглавлению

17

– Что ж, было бы очень мило с вашей стороны, если б вы за собой прибрали. Мне забот меньше.

– Боюсь, я могу говорить только за своего хозяина, но он обычно весьма опрятен в подобных делах. Может, тебе самому стоит подойти к остальным?

– Да пускай все идет как идет, – пробормотал он. – А жаль.

Затем мы вместе немножко прогулялись. Чуть погодя откуда-то снизу донесся голос, очень похожий на голос Мак-Каба:

– Проклятье! Мне левая тазобедренная кость нужна, а у этого покойника ее почему-то нет!

– Левая тазобедренная кость, вы сказали? – прозвучал древний скрипучий голос, вполне возможно, принадлежащий Оуэну. – Есть такая, и совсем ни к чему мне. А печени у вас, случаем, не завалялось? Вот бы мне пригодилась…

– Найдется! – откликнулись в ответ. – Секундочку. Вот! Махнемся?

– Договорились! Ловите!

Что-то мелькнуло в ночи и покатилось вниз по склону, преследуемое торопливыми шагами.

– Все честно! А вот и ваша печень!

Чуть выше прозвучало «шлеп» и приглушенное:

– Есть!

– Эй! – раздался слева от нас женский голосок. – Раз уж об этом зашла речь, у вас черепа не найдется?

– Ну, разумеется! – отозвался второй мужчина. – А взамен что?

– А что надо?

– Суставы пальцев!

– Замечательно! Я перевяжу их веревочкой!

– Вот ваш череп!

– Поймала! Сейчас прибудут ваши пальчики!

– А ни у кого не завалялся переломанный позвоночник висельника? – вопросил глубокий мужской голос с венгерским акцентом, откуда-то издали справа.

На минуту воцарилась тишина. А затем:

– Какие-то переломанные позвонки здесь болтаются! Не знаю, подойдут ли!

– Возможно, подойдут! Вас не затруднит переслать их сюда?

Что-то белое, постукивая на лету, промелькнуло на фоне залитого звездным светом неба.

– Да. Вполне годятся. Что возьмете взамен?

– Забирайте даром! У меня все! Спокойной ночи! Послышался звук торопливо удаляющихся шагов.

– Вот видишь? – заметил старый пес. – Он не зарыл за собой.

– Мне очень жаль.

– Теперь мне всю ночь возиться в грязи.

– Боюсь, ничем не могу тебе помочь. У меня своей работы хватает.

– Эй, кто-нибудь, нужны глаза! – позвали из ночи.

– Здесь есть, – произнес кто-то с русским акцентом. – Во всяком случае, один глаз точно есть.

– А у меня – второй, – добавил аристократический голос с противоположной стороны.

– Выбирайте, кому-то достанется парочка ребер, кому-то – пара почек!

– Здесь, сюда, меняюсь на почки! – присоединился еще один голос. – И мне неплохо бы пателлу!

– А это что такое?

– Коленная чашечка!

– Да? Нет проблем…

На обратном пути, неподалеку от ворот, мы наткнулись на щуплого мужичка с седой бородой, клюющего носом и опирающегося во сне на лопату. Обычный человек, бросив случайный взгляд, принял бы его за могильщика, вышедшего немножко проветриться, но на деле запах его принадлежал Великому Сыщику, да и не дремал он вовсе. Кто-то общался чересчур громко.

Джек закутался, и мы скользнули мимо – тени средь других теней.

Таким образом, наша работа была завершена быстро и ко всеобщему удовлетворению, если не принимать во внимание усталого кладбищенского пса. Такие мгновения случаются редко и пролетают быстро, но всегда ярко вспыхивают в цепочке воспоминаний, когда, проанализированные и осмысленные, во времена великих напастей вновь призываются на помощь из туманных глубин памяти.

Прошу прощения. Новолуние, как говорится, наводит на размышления. Время очередного обхода. А затем опять немножко потаскаем тяжести.

18 ОКТЯБРЯ

За один прием мне не удалось вытащить труп из той грязи, где я его бросил. Я чертовски вымотался. Джек уединился со своими ингредиентами. Всюду шлялась полиция, прочесывая округу. И викарии был под боком, наставляя на путь истинный участвующих в поисках. Снова на землю пала ночь, а я вернулся обратно в грязь, отогнал парочку мелких трупоедов и в который раз взвалил на плечи ставшую уже привычной ношу.

Так я пахал чуть больше часа, периодически выкраивая минутку-другую перевести дыхание, когда вдруг понял, что не один. Он был куда больше меня и двигался столь беззвучно, что я даже позавидовал, – словно лоскут ночи отделился от пейзажа и бесшумно плыл средь окружающей тьмы. Он, казалось, мгновенно понял, что я заметил его, и направился ко мне длинными легкими прыжками. Это был один из самых громадных псов, каких я когда-либо видел за пределами Ирландии.

Поправка. Когда он приблизился, я понял, что на самом деле это вовсе не пес. На меня надвигался здоровенный серый волк. Пятясь задком от трупа, я быстренько прокрутил в уме все, что помнил, о благополучных исходах подобных встреч и обстоятельствах, которые этому способствовали.

– Можешь забрать, – сказал я. – Нисколько не возражаю. Правда, он не в лучшем состоянии.

Волк еще надвинулся. Чудовищные челюсти, дикие огромные глаза… Он сел.

– Значит, вот оно где, – заметил он.

– Что «оно»?

– Пропавшее тело. Снафф, ты забавляешься с вещественным доказательством.

– С равным успехом ты мог бы заметить, что я забавляюсь с тем, с чем кто-то другой уже успел вволю позабавиться. Да и кто ты такой?

– Ларри. Тальбот.

– Даже меня одурачил. Мне показалось, что ты – здоровенный волчара… о!

– И это тоже.

– Так ты оборотень, да? И сейчас перекинулся. Но ведь луны-то почти не видно.

– Ну да.

– Ловко ты… Как это у тебя получилось?

– Я могу проделывать это, когда захочу, при помощи некоторых растительных веществ и сохранять подобающую форму – за исключением того времени, когда на небе светит полная луна. Тогда это происходит непроизвольно со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.

17